Геноцид
Террор

Впечатления о московском лете

Вера Миролюбова, 30 сентября 2010
Просмотров: 5906
Впечатления о московском лете
Рассказы очевидцев, переживших лето в дыму от пожаров и горевших торфяников, видевших, как гибнут люди и животные, как перестают дышать дети, как тело покрывается гнойниками, как некоторые не выдерживают и становятся другими...

Этим летом в Архангельске принимали гостей – их можно назвать беженцами из Москвы. На Севере были весьма жаркие дни, но то, что пришлось испытать москвичам, мне захотелось изложить в представленной заметке. Тем более, что меня взволновал один инцидент. Когда я рассказывала о новостях Москвы и о применённом климатическом оружии, услышала в ответ: «Какое нам дело до Москвы? У нас здесь всё очень даже хорошо…» Так могут говорить только люди, не понимающие, что поодиночке мы станем лёгкой добычей для врагов, а после Москвы очередь дойдёт и до Архангельска, и до других русских городов…

 

1. Данил Кольченко, 30 лет, наладчик компьютеров

16 августа 2010 г.

Это лето было трудным, изнуряющая жара. Даже на Кавказе такого не было, чтобы настолько продолжительной была жара. Я детство провёл в Нальчике, как-то легче всё переносится там.

Два месяца была жара в Москве. Люди ходили в изменённом состоянии сознания, как зомби. Животные вели себя странно. Голуби сидели стайками у подъезда и не разлетались, когда к ним подходишь, можно было отодвинуть ногой. Собаки зарывались в землю. Кошки, ничего не соображая, лежали посреди дороги и не двигались, несмотря на машины. От дыма противоположная сторона улицы была почти не видна, как в тумане.

Наш годовалый сын почти не спал, потом начал кашлять. И мы уехали на Север, в Архангельск, спасать малыша. Потому что врачи говорят, что частицы смога, попадая в дыхательные пути, оседают там навсегда. А это чревато заболеваниями.

2. Диана Щербинка, 37 лет, мать троих детей и молодая бабушка, студентка Брахма Кумарис Всемирного Духовного Университета

19 августа 2010 г.

Её рассказ о пережитом лете сопровождается следующим анализом:

– Межличностная сторона события – как люди воспринимают эту ситуацию.

– Социальная сторона – была ли помощь от государства.

– Внутренние переживания, – какое при этом было у неё состояние.

Каждое лето мы отдыхаем всей семьёй в деревне под Коломной. Здесь великолепные места – экологически чистая зона на берегу реки Оки.

Это лето преподнесло нам испытания и потрясения. Перед нами. вместо нашего любимого сада с ухоженным зелёным газоном. – сухая, вытоптанная, трескающаяся земля. Только под бельевой верёвкой зелёный контур жалких травинок, они питаются каплями с выстиранного белья. Малина, смородина, крыжовник – их ягоды высохли настолько, что даже окаменели. Вместо роскошных черешен, слив, яблонь – жалкие скелеты с остатками листьев, высохшие на корню и утомительный зной, отбирающий сознание. Ни утром, ни вечером не было росы, от земли шло необычное, сильное тепло.

Мы считали себя устойчивыми к жаркой погоде, так как 10 лет жили в Казахстане. Ветер всегда смягчает любую жару, а тут – испытание за испытанием: то горячий воздух скручивал яблоки в трубочки, то сильнейшая буря запросто сломила восьмилетнюю яблоню с большими плодами под названием «Богатырь», сорвала электропроводку с домика, то на фоне такой невыносимой жары начались пожары, возникающие, казалось бы, без видимой причины.

В соседних дворах, полных сухой травы из-за отсутствия хозяев, начались самопроизвольные загорания. Нам объясняли, что они происходили оттого, что при сильном ветре неизолированные провода касались друг друга и искрили. Ещё нам сказали, что загоралась трава от брошенных бутылок. Мы проверяли и действительно находили бутылки. Мы бегали тушить эти пожары и боялись, что огонь перекинется на нас.

Незадолго до самых страшных событий внезапно пролился какой-то странный дождь. На фоне чистого неба появилась небольшая туча, прошла гроза – и после грозы вдруг все заболели. У людей в селе поднялась температура до 39 градусов, обострились хронические заболевания. Я тоже сильно температурила, и дети. Я была одна с четырьмя детьми разного возраста от 2 до 18 лет.

Перед самыми сильными пожарами вдруг полетели огромные стаи разных птиц. Потом повалил дым. Дым стал застилать всё вокруг. Первое ощущение необычное – интерес выживания в экстремальной ситуации (как на байдарках – страшно, дух захватывает, опасность рядом, но всё равно плывёшь – деваться-то некуда). Так и здесь – едкий дым лезет в глаза, в горло, в нос – но деваться от него некуда. И сколько это продлится – неизвестно. Дым был такой едкий, что мы покрылись гнойниками. Потом выяснилось, что в Подмосковье загорелись военные склады.

Дым стоял такой, что бельевая верёвка, вывешенная на дворе, виднелась как в тумане на расстоянии руки. И дальше ничего не видно было. На втором этаже я не проконтролировала, чтобы окно было плотно закрыто на задвижку, и мой сын ночью угорел, 2 дня его рвало, он лежал.

Воду можно было набрать только ночью. Наш дом стоит немного на горе, а расход воды в округе был очень большой. Поливались огромные поля, соседи поливали огороды с помощью насосов.

Потом дым сгустился настолько, что даже в доме уже не было чем дышать. Электричество отключили, и все соседи стали выезжать. Никто из них не откликнулся на мои просьбы взять с собой в Москву хотя бы самых маленьких моих ребятишек. Уезжали ночью, как будто украдкой. В посёлке остались только мы да пожилые женщины, которым было всё равно, где умирать.

Спать ночью я не могла, всё время была начеку, и было состояние, что вот-вот не выдержу и умру, но я не позволяла себе расслабиться. Когда наступило это почти невыносимое состояние постоянного отравления угарным газом и недосыпа – наступило время откровения.… Но об этом потом.

Мы стали искать возможность выехать из этого опасного места. В сельсовете, куда я, как сталкер, едва добралась, мне отказали в помощи. Никаких действий не было предусмотрено сельским советом на подобный экстренный случай. И никаких попыток что-то сделать для людей не предпринималось.

Удалось дозвониться до МЧС. Нам не отказали в просьбе вывезти нас из зоны бедствия вертолётом. Но запросили за услугу 50 тысяч рублей (!). И я поняла, насколько мы на самом деле не защищены государством. Это было для меня шоком.

Мы не могли никуда дозвониться. Но нас спасла «аська» – старшая дочь нашла с её помощью в Москве молодую девушку и ещё какого-то незнакомого парня, которые согласились вывезти нас – просто их души отозвались на нашу беду. Они приехали на двух машинах и вывезли нас. Я отдала им все деньги, что у меня были, 5 тысяч рублей, хотя они и отказывались, очень хотелось отблагодарить.

Когда мы приехали домой в Архангельск, и начался «отходняк» – тогда начало всплывать всё перед глазами, эти картины, что я постоянно эти пожары тушу, что мы задыхаемся, эти дети перед глазами. Пожары у соседей были такие сильные, что наш дом запросто мог сгореть несколько раз, приходилось эти пожары тушить. И у меня началась такая обида, что я шла по городу и думала: «Ах, вы такие, ходите тут, улыбаетесь, а там люди в дыму, в пожарах погибают, их некому вывезти, некуда деться, а вы тут ходите, свежим воздухом дышите…» Потому что тогда я спать не могла, и сейчас дома не могу спать, сердце колотится. Но страх не такой большой был, как обида. Даже обида на племянника, который в посёлке у нас отдыхал, была страшная: он игрушку засунул в вентилятор, и мы без вентилятора остались. Он уехал с родителями, они там себе в Болгарии прохлаждаются, а мы без вентилятора задыхаемся. Мне так было обидно!

Но потом я поняла, что это совершенно ни к чему, что у каждого своя судьба, у каждого свои трудности и нечего ни на кого обижаться. Потому что, когда душа покидает тело – я почувствовала – она тяжёлая от обиды. И я поняла, что я – душа – сейчас не хочу покидать тело, потому что я очень высоко не взлечу, а низко не хочу. Я очень чётко поняла, что обиды нас отсоединяют от всего светлого и доброго. «На обиженных воду возят», потому что обижаются люди от зависти и гордыни. Поэтому нужно быть в таком – возвышенном состоянии. Я вдруг поняла, что все люди – как маленькие дети. Если ребёнок 3-х месячный испачкал штанишки – чего на него обижаться? А люди даже не знают, какие они на самом деле. Их души не такие, они просто такими стали, даже сами не знают, почему. Поэтому нечего обижаться. Хочется, чтобы люди это поняли. Потому что, когда самого пронзит, хочется, чтобы ещё кого-то.

Но я поняла, что это никому не надо. Я пыталась донести это до мужа – его не было с нами в посёлке, – но поняла, что это ему вообще сто лет не надо. Он отстранялся, он сам испугался и не знал, чем нам помочь. Я сначала сильно-сильно обиделась, а потом поняла, что он тоже так же – как бы «испачкал штанишки» – бесполезно обижаться. И всё, и ладно, это ж его судьба.

Ещё, когда передо мной все-все-все обиды стояли, у меня было такое мощное откровение. Самая моя большая проблема в жизни была, очень сильная, что я всё время на всех оглядывалась. В детстве на маму с папой оглядывалась, моё мнение зависело от мнения многих людей. А это откровение помогло мне. Я думала: вот если я сейчас покидаю тело, – муж, племянник со мной пойдут туда, в лучшие места? Не пойдут. И все люди, на которых я обижаюсь, они же со мной не пойдут туда, они здесь останутся, а я из-за них страдаю.

Мы же сюда пришли поодиночке, без детей, без жён, мужей, так же мы одни и уйдём. И уйдём без ничего, просто. У меня даже отношение к вещам менялось на глазах. Я сидела и смотрела вокруг. Всё, что было туда натаскано, как в муравейник, в домик, всё в один момент стало абсолютно бесполезным, тот же самый холодильник – без электричества кому он нужен? Абсолютно всё вокруг стало бесполезным, и была только одна ценность – вода. Когда я вчера пыталась себе представить своё любимое блюдо, у меня не получилось, перед глазами стоял стакан чистой воды. На всю жизнь останется любимое блюдо – стакан чистой воды, потому что вода нужна нам, как воздух.

Наверное, такие сверхсостояния полезны. Ни в каких тренингах они не получаются. На тренингах они достаточно поверхностны. А здесь остаётся такой глубокий след, который хочется оставить себе.

Мне пришлось быть сильной. Я поняла, что когда мне даются знания, я же за них отвечаю. Мне потом экзамен даётся. Вот этого я раньше не осознавала. Раз тебе что-то даётся, так с тебя же потом спрос будет. Этот спрос и есть экзамен. Меня как бы спросили по полной программе: «В тебя вложили столько, а теперь посмотрим, как ты это усвоила».

На самом деле я поняла, что когда находишься на грани жизни и смерти – это время откровения. Меня потрясало, что не только самому было нечем дышать, а у тебя на глазах дети не дышат. И удивительно, но в это время мне удавалось держать ум спокойным, почему-то покой давался очень легко. И очень легко давалась эта связь с чем-то Высшим, ощущалась полнейшая любовь такая, ток любви. Вот это было самое-самое ценное из всего случившегося.

Когда я уже приехала, прожила все негативные переживания, у меня было ощущение подарка судьбы. Если кому-нибудь это сказать, будут, наверное, считать сумасшедшей. Пришло очень много понимания – это раз, а второе – все остались живы. Ещё важно – для чего остались живы, потому что, если продолжать так же жить… Пережив всё это, на все вещи смотришь совершенно по-другому. Стараешься сохранить этот другой взгляд.

Когда мы приехали из посёлка к моей маме в подмосковный гарнизон, там люди к дыму уже привыкли за несколько дней. Мы вышли всё-таки в один из менее дымных дней к озеру, и было странно смотреть, что и в дыму люди продолжали свою прежнюю жизнь, так же сидели в пивнушках, курили. Такое ощущение, что им мало всего этого, мало дыма. Там было озеро очень грязное, на котором написано «нельзя купаться», но все купались, и всё происходило по-прежнему, и даже с ещё большей силой. Как будто некоторые люди воспринимают всё происходящее так, чтобы взять от жизни побольше. Раз последний день, так надо по полной программе и напиться, и накуриться.

А мне, может быть, даже повезло, приходило понимание, что именно так не стоит делать, приходили знания. И было очень-очень много силы. Я сидя спала, не могла даже лечь, какие-то сторожевые механизмы срабатывали. Уже было чем дышать, но не могла заснуть, ощущала, что сердце колотилось сильно, все чувства обострялись. Но сколько бы я не была без сна, я поняла, что всё воспринималось во благо. Мне нравилось вот это мышление помимо меня, что всё, что ни есть – всё во благо.

Конечно, я сравнила людей, которые без знания были, у меня к ним просто было сочувствие, потому что им очень тяжело всё было переносить. И они с удивлением на меня смотрели, почему у меня такое состояние. У них было очень тяжёлое состояние. Например, мама у меня очень плакала даже, настолько ей было плохо и физически и морально. Она панику поднимала, начинала зачем-то окна открывать. Снаружи воздух был прохладней, ведь квартира нагревалась. Все дети понимали, что лучше в жарком помещении сидеть, чем в дыму, но она украдкой от меня ходила дышала в открытое окно. Я-то всё видела, мне было немного стыдно, что взрослые часто ведут себя, как дети, не понимают и подают такой пример. Нет понимания, что надо не лечь умирать, а что-то сделать.

Чтобы не впадать в панику, мы придумали игру: все нарядились, и я всех фотографировала, это тоже спасало, потому что когда человек чувствует, что его фотографируют, он заставляет себя улыбаться. Мне было удивительно, что мама меня слушалась, потому что когда не знаешь, что делать, должен быть кто-то ответственный, и с людьми тоже надо быть очень строгими. Пару раз сказала очень строго и боялась, что мама на меня обидится. Но не надо бояться, потому что такие люди сами хотят, чтобы с ними строго поступали.

Я думаю, такие ситуации важны для людей, чтобы выявить в себе что-то важное, встать на свой путь, от которого отклонился, сконцентрироваться на своих качествах – и хороших и плохих. Так что открытий было много…

Поделиться:
Геноцид | Геноцид русов | Евреи | Иудаизм | Русь | Сионизм | Террор

Ещё Новости по этой теме

Рекомендуем также почитать

Несколько случайных новостей

Видео новости




 

 
Николай Левашов
 


Геноцид Русов

 



RSS

Архив

Аудио

Видео

Друзья

Открытки

Плакаты

Буклеты

Рассылка

Форум

Фото

Видео-энциклопедия по материалам Николая Левашова