Флотские байки: от случая к случаю

От случая к случаю

Случаи… Сколько их случалось, этих случаев – ужасть! Случаи несчастные и счастливые, трагические или смешные, нелепые или прямо-таки подарки судьбы. Нескончаемая череда разнообразных случайностей, выстроенных по хаотическому закону в единый криволинейный процесс под названием жизнь. Жизнь наша сама по себе – сплошной случай.

Иногда кажется, что тот или иной случай посылает Бог, чтобы милостиво исправить те безумные планы, которые придумывают люди. А у кого самые идиотские планы в мире? Конечно, у военных. Даже в самый расцвет любимой советской социалистической системы, где, как говорил мой друг Егорка Летов «все идет по плану…», у военных вопросы планирования приобретали наиболее извращенные формы.

И такое бывает. Источник фото: сеть интернет.

Военное планирование – это просто какой-то дикий языческий культ, когда каждая минута повседневной деятельности подробно расписана развернутым планом, где с болезненной пунктуальностью предусматривается всё: цели и задачи, астрономическое и оперативное время, место, состав участников, эпизоды, сигналы, вводные и приемы имитации, силы и средства обеспечения, пути отхода и запасные варианты действий, способы маскировки, схема управления и связи, а так же другая и прочая мелочная чушь.

А если иногда внимательно посмотреть в глаза тех, кто сочиняет эти наши военные планы – становится грустно. Больно. Страшно. Честное слово.

Фактор случая в этих наших условиях каждый раз приобретает важнейшее значение. А иначе было бы совсем плохо.

Когда-то давным-давно я дежурил по обеденному залу второго факультета Тихоокеанского Высшего Военно-Морского училища имени С. О. Макарова. Дежурный по обеденному залу – должность собачья. В соответствие с планом, этот дежурный обязательно должен был быть снят и наказан. Это было неизбежно и предсказуемо, для этого в обеденный зал ежедневно направлялась специальная комиссия, основной задачей которой было издевательство над дежурным и его публичное заклание.

В состав комиссии входили: начальник медчасти училища майор м/с Гамзеева, начальник столовой сумасшедший старший мичман Тихонов и другие официальные лица в белых халатах. Суровая комиссия уже поднималась на этаж, чтобы изобличить меня в вопиющих преступлениях и сплошных нарушениях санитарно–эпидемиологического благополучия. И я, несчастный курсант четвертого курса, бегу через зал им навстречу (лапа – за ухом), чтобы молодцевато и дерзко, словно обреченный на казнь, доложить о готовности столов к приему пищи.

И тут вся плановость, т. е. предсказуемость событий вдруг ломается и из ниоткуда возникает Его Величество Случай. Внезапно вперед комиссии вырвалась женщина, дежурная по столовой. По-видимому, с целью обозначить тут свою кипучую деятельность и одновременно смягчить внезапность первого удара. Звали ее Галя (Халя), была она гренадерского роста и богатырского же телосложения. Как говорил классик, тут было все: арбузные груди и мощный затылок. Халя обладала зычным голосом, неуемным темпераментом, цветными гетрами в кроссовках и постоянной сексуальной неудовлетворенностью. Возникнув в проеме двери (она даже не вошла, а бросилась в этот проем, закрыв его полностью своей грудью, словно Александр Матросов), Галя затрубила, как боевой слон:

– Дежурный по залу! Ко мне!!! Комиссия!...

Можно было и не сотрясать воздух: я и так несусь на всех парах (лапа за ухом). И в это же самое время из посудомоечного помещения вылезла огромная жирная крыса. Обожравшаяся и ленивая, она вышла в обеденный зал, любознательно интересуясь обстановкой: как тут комиссия, работает уже? Услышав Галины вопли, крыса очень испугалась и начала спасаться бегством, однако вследствие психологического шока и общей дезориентации, рванула не обратно в посудомойку, а прямо в обеденный зал, то есть как раз мне наперерез.

В этот миг планеты встали в один ряд, в космосе вспыхнула яркая звезда, а моя занесенная в беге нога с размаху встретилась с несчастным грызуном. Словно хороший центрфорвард, я зафутболил этой крысой точно в Галю. Прямо в ее роскошный бюст. В просторах вселенной произошел взрыв, и образовалась новая галактика. Крыса ударилась в гранитные девичьи груди, отскочила от них, упала и умерла. Скончалась на месте от ужаса и травм, несовместимых с жизнью.

В дверях образовалась комиссия, наполнив пространство белоснежной строгостью и неотвратимостью наказания. Впереди – стройная миниатюрная женщина необычайной красоты, лет, возможно, тридцати с небольшим, в военной форме и накинутом на плечи халатике. Начмед Гамзеева.

– Товарищ майор медицинской службы! Столовый зал второго факультета к приему пищи готов!...

Кто был точно готов – так это двое: погибшая крыса, да еще огромная Галя – бледная как мел, медленно стекающая по стенке на пол. Галя хватала ртом воздух и оловянными глазами не мигая, пялилась на крысу, дрыгающую пухлой лапкой.

Строгая комиссия застыла на месте, пораженная увиденным. Они бы еще долго так стояли, онемев от восторга. Майор Гамзеева мгновенно оценила обстановку, удивлено подняла красивую бровь, быстро подошла к Гале и звонко ударила ее по щеке. Резко бросила через плечо:

– Этой – нашатырь и в санчасть!...

Затем своей маленькой решительной ручкой, ухоженной маникюром, очень просто взяла за хвост дохлую крысу, отнесла в посудомойку и бросила в мусорный бак. Достала платочек и, зажав его в руке, подошла ко мне вплотную. Яркие губы чуть тронуты презрительной усмешкой. Оглядела меня медленно снизу вверх. В выразительных восточных глазах не различить зрачков – одна лишь черная бездна. Тьма египетская, космос. Эти глаза смеются неуловимо, но совершенно очевидно, лукавыми искорками далеких звезд. В такие глаза физически хочется нырнуть без оглядки, как в омут, утонуть, сгинуть там, пропасть навсегда. Прощайте, братцы!...

– Ну, приятного вам аппетита…

И стремительно прошла сквозь комиссию на выход. И все официальные лица, потоптавшись нелепо, потянулись следом. Остался лишь я (лапа – за ухом), обалдевший в ступоре, да легкий аромат ее духов.

Вот так, благодаря случаю, бывает, рушатся самые мерзкие и гунсные планы. И даже обретается нечто светлое. Дежурство я отстоял до конца. А вот майора Наташу Гамзееву вскорости сняли с должности за неудовлетворительное медицинское обеспечение спортивных мероприятий, когда на кроссе в шесть километров с полной выкладкой умер курсант. Случаи бывают разные.

***

Более всего моему сердцу милы случаи, связанные с эксплуатацией и боевым применением вооружения и военной техники. Просто потому, что случаи эти в подавляющем большинстве – счастливые и даже комичные. Очевидцы этих случаев обычно остаются живы и здоровы, иначе как бы мы узнали о них? О грустных исключениях говорить не будем.

Если вы вдруг видите офицера, летящего по воздуху через пирс в развевающейся шинели и орущего удивительной красоты матерщину, всем понятно: работает Случай. Тут одно из двух: либо офицер летит в теплые края, в отпуск, либо он только что занимался эксплуатацией сложной военной техники. Понятно, что сам по себе офицер летать не может. Стало быть, без участия техники тут не обошлось. А когда он вылезает из большого сугроба на той стороне пирса и, отряхиваясь, выходит к озабоченным сослуживцам со словами:

– Ух, хорошо, бля…., – всем ясно, что случай этот счастливый.

И всем радостно. Все весело смеются. Все довольны. Потому, что офицер этот только что приобрел позитивный опыт в эксплуатации вверенной ему материальной части: теперь он твердо знает, как нельзя делать. Нельзя, например, включать привода артиллерийской установки, когда на ее стволах лежит офицер, прикручивающий ТХП к дульной части орудия. Потому, что в этом случае стволы могут резко отработать по углу места вверх, сообщив офицеру приличную начальную скорость. Теперь данный офицер пойдет на свой корабль, спустится в пост и в доступной форме передаст этот опыт тому матросику, который в силу природной любознательности нажал своим пальчиком на красивую кнопку.

Вообще науке неизвестно, отчего это красивые кнопки всегда так зомбируют наших матросов. Просто какая-то психологическая аномалия. Будь рядом хоть двадцать предупреждающих табличек с запрещающими надписями, выполненными большими красными буквами, с черепами и костями, кучей восклицательных знаков – бесполезно. Оно все равно будет заворожено тянуться туда рукой, пуча безмозглые глазенки и капая слюной из открытого рта. Если при этом во время не дать ему по башке чем-нибудь тяжелым – случаются интересные события.

Так, лейтенант Эдик Гончаренко, начальник радиотехнической службы ракетного катера, полез однажды в антенный пост комплекса «Монолит». Не помню, какого хрена он там забыл, это уже не имеет значения. Огромная двухканальная антенна (прибор МЕ 1.1) располагалась под круглым радиопрозрачным колпаком, диаметром около трех метров. Люк под колпак находится в ходовой рубке, как раз над креслом командира. Эдик оперся ногой о подлокотник, открыл люк и просунул туда голову. Под колпаком страшно: гигантская многотонная конструкция антенны заполняла собой весь объем помещения, теряясь габаритами в темном пространстве.

«Опять все лампочки перегорели…», – подумал Эдик, подтянулся на руках и исчез во мраке. Люк с грохотом захлопнулся…

– Подать питание на все потребители! Оружие и механизмы провернуть в электрическую! – раздался по кораблю голос помощника командира.

Матрос Дима Кожаев (урож. г. Масква), оператор РЛК «Монолит», в соответствие с данной командой принял электропитание, запустил преобразователи и включил аппаратуру. Потом повернулся к панели управления приводами антенны и задумался. Нет, его смущало совсем не то обстоятельство, что на панели болталась картонная табличка «Не включать! Работают люди!», и даже не то, что лейтенант Эдик, залезая под колпак, минут десять разъяснял ему требования безопасности при обслуживании антенных устройств. Матрос Дима, как и все урож. г. Масква обладая склонностью к философским рассуждениям, думал так:

«Помощник командира корабля главнее, чем начальник РТС. Значит – умнее. Он приказал провернуть механизмы в электрическую. А дисциплинированный военнослужащий должен выполнять последнее приказание».

И эта сволочь, отодвинув запрещающую бирку, со спокойной совестью включила маленькие тумблера запуска приводов антенны.

… Эдик очень удивился, когда ощутил, что антенна двинулась с места. Она медленно пошла, поехала, и офицер инстинктивно пошел вместе с ней. Конструкция набирала скорость и Эдик побежал. Словно цирковая лошадь, он бежал по кругу, спасая свою жизнь от железного чудовища. Потом устал бежать и упал вниз, закрыв голову руками. Эдик был невысоким худеньким офицером, и это оказалось очень даже кстати: рефлекторы, контррефлекторы, компенсаторы и прочие элементы гигантского агрегата мощно рассекали воздух в темноте, сантиметрах в пятидесяти над его распластанным телом. Исполнительный серводвигатель антенного привода завывал в гулких объемах колпака, заглушая Эдиковы вопли и мольбы о спасении.

Когда его все–таки вынули из этой Гулливерской мясорубки, он бился в истерике на руках сослуживцев и визгливым голосом кричал слова благодарности матросу Кожаеву за то, что тот не додумался включить станцию на излучение, и два мегаватта в импульсе не превратили Эдика в курицу гриль.

Весело.

***

С артиллерией на флоте объективно связано большинство «случаев». Причины этого перекоса не совсем понятны и еще ждут своего анализа.

Если в моего дружбана Сильченко Олега Васильевича влить немножечко алкоголя, то из хаотического кошмара в его голове можно выудить какую-нибудь потрясающую историю о непростой судьбе флотских артиллеристов, коим он и сам когда-то являлся. Это сейчас Сильченко – крупный военный руководитель, важный, степенный и толстый, а ведь когда-то давным-давно он был прытким и поджарым молодым лейтенантом, командиром батареи универсального калибра эскадренного миноносца «Бурный». Впрочем, об этом я уже где-то упоминал.

… Артиллерийская установка АК–130 имеет, как известно, два ствола и, соответственно, две линии подачи снарядов. Автоматическая система подачи – штука необычайно сложная, практически недоступная пониманию нормального человека. 130-ти миллиметровые унитарные снаряды, весом килограммов по шестьдесят каждый, необходимо извлечь из погреба, поднять на пятнадцать метров вверх и воткнуть в ствол пушки. А после выстрела – экстрактировать отработанную гильзу. Причем весь этот процесс происходит со скоростью до 120 выстрелов минуту. То есть – два снаряда в секунду. Представьте себе, если сможете, эту систему многочисленных огромных грохочущих железяк – «хватателей», «толкателей», «пихателей» и «досылателей», молниеносно срабатывающих в едином механизме. Жутко.

Так вот. Что-то не ладится у Сильченко в правой подаче носовой пушки. Не срабатывает она, сука, почему – неизвестно. Сели они с мичманом в каюте, разложили по палубе схемы – пялятся в них, водят пальчиками, блуждают в паутине электрических соединений, соображают. И решили, что вся загвоздка – в маленьком концевом замыкателе, который не включает какую-то там цепь питания.

Ну, что ж, молодцы. Это очень хорошо характеризовало их, как специалистов. Теперь догадку необходимо проверить и, если она верна – заменить коварную деталь. Полезли искать этот самый замыкатель по кораблю – потратили полдня. Кое-как обнаружили его, черт знает где, в самих недрах артиллерийского погреба, среди хитросплетений механизмов подачи. Вот он, родимый, видно его, однако рукой не дотянуться – слишком тесно там для человека среднего телосложения. Невозможно.

Решили так: найти самого маленького матросика и попытаться засунуть его туда, чтобы он потыкал замыкатель отверткой на предмет его срабатывания. Построили экипаж, ну–ка, кто у нас тут самый миниатюрный? На самом шкентеле БЧ–5 обнаружили тело – метр с кепкой в прыжке: матрос Хаджибеков (или типа того, не важно), сын степей Забайкалья. Поставили ему задачу, проинструктировали под роспись, выдали длинную отвертку. Затащили в подземелье, показали, что надо нажать. Матрос опасливо покосился на ужасающего вида конструкции. Страшно ему, неуютно.

– Та-щ, может нэ надо?...

– Надо, дорогой. Нужно пушку ремонтировать – стрелять будем скоро…

С тяжким вздохом Хаджибеков залез на линию подачи, и начал протискиваться вперед, словно в пасть кашалота, держа впереди себя вытянутую руку с отверткой. Лейтенант Сильченко внимательно следил за ним откуда-то с верхнего яруса.

– Ну, что там? Нащупал?...

– Так точно, та-щ!...

Сильченко задрал голову вверх, туда, где в башне артустановки за пультом местного управления находился мичман и зычно скомандовал:

– Петрович! Готово! Включай подачу!

– Есть!... – донеслось с верхотуры.

В мгновение ока грандиозные механизмы пришли в движение. Никто не успел даже вымолвить короткое слово «бля…», как маленькое тело матроса Хаджибекова было дослано на лоток, перевернуто в вертикальную плоскость, схвачено жутким устройством, похожим на когтистую лапу и упаковано в какую-то тесную клеть, которая с первой космической скоростью взлетела вверх по линии подачи, к казенной части орудия.

Весь этот процесс длился не более секунды. Подача остановилась так же внезапно, как и включилась. Все железяки замерли неподвижно, как будто так оно и было. Замер и лейтенант Олег Сильченко, застыл на месте, словно являлся некой частью проклятого механизма. Море волнуется – раз. Глазенки вылупил, рот приоткрыт – во всем облике какая-то недосказанность. По вискам, по спине бегут холодные ручейки. Вслушивается в мертвую тишину, не может двинуться: ножки ослабли совсем.

Спустя, наверное, вечность, до него вдруг донеслось тихое, слабенькое, как сигнал из космоса:

– Вай, бля…

– Хаджибеков! Ты там живой, что ли?...

– … Иэбаль я вашь пушька…

Люди нашего поколения помнят мультфильм из далекого детства про «ну, погоди». Там волк попал в какую-то сельскохозяйственную машину и из него связали тюк сена. Примерно так же выглядел матрос Хаджибеков в небольшой металлической клетушке, которая его спеленала до размера 130-мм снаряда. Клетка совершенно не хотела открываться, ее вскрыли с помощью лома и пожарного топора. Прощупали тело – вроде, цел. Поскуливает только, да матерится на все вопросы, чурка нерусский.

– Ты что включил, старый мудак? – обратился Олег к мичману Петровичу.

– Правую подачу…

– А надо было левую, идиот!

Подошел к матросу, обнял за плечо.

– Хаджибеков, ты пойми. Брат. Еще разик нажмешь – все будет нормально…

Тот забился в истерике:

– Нэт! Нэ полезу!!! Нах твой пушька!...

– Надо, брат. Для корабля надо, для Родины. Понимаешь?...

Короче, уговаривают они его вместе минут сорок, успокаивают, обещают, угрожают. В конце концов, убедили. Выдали отвертку. Похлопывая и подбадривая, засунули в погреб. Хаджибеков прилежно нажал концевик. Мичман включил подачу.

Когда его в очередной раз извлекли из чертовой клетки, он уже не суетился и не стонал. Дело привычки. Вышел – спокойный и сосредоточенный.

– Ну, как ты, Хаджибек?... Давай еще раз, теперь все будет норм…

– Иэбаль я твой корабль, твой Родина, твой мама и твой пушька. Выводи на бак – расстреливай. Больше нэ полезу. Все!...

И больше от него ни черта добиться было невозможно. Мичман, сука, опять все перепутал: вместо «левая» поставил тумблер подачи в положение «обе». Больше судьбу испытывать не стали. Лимит счастливых случаев тоже не бесконечен.

И вот так вся жизнь – от случая к случаю…

Источник

А. Покровский: Как два шифpoвaльщикa – чуть кoмaндиpa до кондратия не довели…